Карполан Демесанд закричал на дольщиков: — Все вниз! Нужно очистить дорогу!

— Капитан, — пробормотал Еж, — вы заставляете меня нервничать. Взаправду…

Обломки заскрипели и скользнули за край, пропав в дымке. Дольщики собрались в начале моста и ожидали звука удара — но его не последовало. По приказу Карполана они заняли свои места на трайгальской повозке.

Казалось, что Верховный Маг утратил охоту вести светские беседы с Параном; он также заметил косой взгляд входящей в повозку Джагуты. Капитан вздохнул. Кто доставляет плохие вести, тому и достается — он подумал, что отныне, если он попадет в беду, вниз протянется мало рук помощи. Паран вскочил в седло и натянул удила.

Поезд тронулся. Теперь мост шел под уклон — длина его составила уже не менее лиги. Невозможно было судить — разве только залезть под мост? — какие колонны или "быки" поддерживали это сооружение; или, может быть, оно просто висит, свободное и лишенное опор, над пустым простором.

Впереди завиднелась неясная форма; подъехав ближе, они различили широкий проход, означавший конец моста. Боковые столбы сужались кверху и имели наклон внутрь ворот — как будто их почти сломил вес громадной каменной перемычки. Все сооружение было покрыто густым мхом.

Карполан остановил повозку перед самыми воротами и, как всегда, послал вперед двух пардиек в проход. С ними ничего не случилось. Когда обе вернулись и доложили, что путь свободен (насколько они смогли увидеть), дольщики провели повозку в ворота.

Сразу за ними поезд встал — копыта передних лошадей заплескались в мутной воде озера или моря.

Паран подвел коня к краю водоема. Нахмурился, поглядев влево и вправо, проследил ход береговой линии.

Еж сказал с повозки: — Капитан, что-то не так?

— Да. Озеро — вот что не так.

— И почему?

— Не предполагалось ему быть здесь.

— Откуда вы знаете?

Паран спешился и присел у воды. Волн нет — совершенный покой. Он сложил ладонь и зачерпнул холодной, илистой воды. Понюхал, сморщился: — Пахнет гнилью. Это вода потопа…

Его прервал донесшийся откуда-то снизу протяжный, зловещий рев.

— Дыханье Худа! — зашипел Еж. — Легкие, способные на такое, огромны!

Паран встал и напряг зрение, всматриваясь в туман, в ту сторону, с которой донесся вой. Он прыгнул в седло. — Похоже, я ошибся насчет отсутствия стражи.

Земля задрожала, воздух наполнился далеким громом. ОНО приближалось. — Пора идти, — сказал Паран. — Вверх, от озера. И поскорее.

Глава 11

Его руки дотянулись до иного мира. И снова. Давая и принимая. Геборик не знал, что именно. Может быть, это всего лишь подобие движений языка, трогающего больной зуб — бесконечные касания, ответная боль, доказывающая, что дела не улучшаются. Он потянулся и коснулся чего-то: импульсивное действие, горькое, словно благословение, как будто он может лишь бесконечно подражать касанию рук целителя.

Закованным в обломки нефритовых гигантов душам Геборик способен предложить только ложь. О, его касание говорит о присутствии, о внимании, а они в ответ вспоминают о жизнях, которыми некогда владели; но что это за знание, что это за дар? Он не возглашает обещаний, а они тем не менее верят в него. Это хуже пытки — и для него, и для них.

Мертвый город остался в двух днях пути позади, но старика до сих пор томило его бездумное самодовольство, все эти духи со своими бесчувственными, механическими повторениями размеренных жизней. Напрасный труд, обнажающий много истин — но Геборик не нуждался в напоминаниях о тщетности усилий.

Небо пятнали не по сезону обильные облака, за ними солнце незримо катилось по вечной колее. Прохладный воздух заполнили кусачие мошки, они тучами плясали над старым трактом, по которому ехали Геборик и его спутники.

Лошади фыркали, пытаясь очистить ноздри, дергали кожей на шеях и боках. Сциллара пополняла свой и без того впечатляющий набор ругательств, отражала атаки насекомых, окружая голову клубами дыма ржавого листа. Фелисин Младшая делала то же самое, только без замысловатых тирад. Резак скакал впереди и, как вскоре понял Геборик, был ответственен за привлечение мошек, хотя сам успевал избегать их нападений.

Похоже, Сциллара тоже заметила это. — Почему ему не ехать сзади? Тогда кровомухи и чиггеры станут доставать всех. Кошмар, кошмар!

Геборик молчал. Серожаб бродил где-то к югу от тракта, не отставая от остальных. С той стороны простирались пустынные заросли кустарников, а к северу виднелась гряда холмов — охвостье горной цепи, у которой таился город.

Наследие Икария. Он оставлял за собой кровавые следы, словно спустившийся гулять по земле бог. "Таких тварей нужно уничтожать. Такие твари — мерзость". А вот Фенер… Фенер просто пропал. Едва бог — Вепрь был стащен в наш мир, как потерял почти все силы. Показать себя — все равно что призвать собственную смерть. Охотники найдутся. "Мне нужно найти способ, путь, чтобы вернуть Фенера обратно". А если Тричу не понравится — извини, приятель. Вепрь и Волки могут разделить Трон Войны. В этом есть смысл. На войне всегда есть две стороны. "Мы и они, и никто не может встать в стороне". Да, тут возможна симметрия.

— Правда, — произнес он, — я никогда не верил в простые ответы, не верил в… противоборство неповторимых и оригинальных сущностей. Силы могут иметь тысячи обличий, но в глубине все они одинаковы. Они одно и то же. — Бывший историк заметил, что Сциллара и Фелисин уставились на него во все глаза. — Да какая разница, — сказал он им, — говорить про себя или вслух. Все равно никто не слушает.

— Трудно слушать, — отозвалась Сциллара, — когда ты несешь нелепицы.

— Понимание смысла требует усилий.

— О, я скажу тебе, старик, что имеет смысл. Дети — проклятие женщин. Они начинают, отягощая тебя изнутри, потом давят на тебя снаружи. Как долго? Нет, не дни, не месяцы, даже не годы. Десятки лет. Дети! Лучше бы они рождались с хвостами и на четырех ногах, чтобы поскорее убегали и забивались в норы. Лучше бы умели прокормить себя, едва вылезут из чрева. Вот это был бы смысл!

— Если бы было так, — сказала Фелисин, — им не нужны были бы семьи, дома и города. Мы жили бы в полной дикости.

— А сейчас мы живем в тюрьме. Мы, женщины. Точно.

— Все не так плохо, — настаивала Фелисин.

— Ничего тут не изменишь, — произнес Геборик. — Мы попадаем в жизнь, и все тут. Кое-что можно изменить, но почти весь выбор сделан за нас.

— Да уж, — бросила Сциллара, — как ты можешь думать иначе? Но погляди хотя на наше дурацкое странствие. Да, вначале мы просто бежали из Рараку, от проклятого моря, залившего пески. Потом появились дурацкий жрец Теней и Резак, и мы вдруг потащились за тобой — куда же? На остров Отатарал. Зачем? Кто знает. Но все связано с твоими призрачными руками, с каким-то "исправлением ошибки". А я забеременела.

— А это тут при чем? — удивленно вскрикнула Фелисин.

— Просто сошлось. Нет, не хочу объяснений. Боги подлые, жуки меня задушили! Езжай позади, безмозглый пень!

ГеБорик позабавился, видя изумление на лице обернувшегося молодого человека. Дарудж натянул удила и остановил лошадь.

Когда они подъехали, он был весь облеплен насекомыми.

— Теперь сам почувствуешь! — бросила Сциллара.

— Надо ехать быстрее, — ответил Резак. — Все согласны? И для лошадей лучше — пусть ноги поразомнут.

"Думаю, это нам всем надо". — Установи скорость, Резак. Уверен, что Серожаб не отстанет.

— Он скачет с открытым ртом, — сказала Сциллара.

— Может, и нам…. - начала Фелисин.

— Ха! Я и так весь рот забила ими!

Ни один бог не достоин своих служителей. "Это всегда неравный размен", сказал про себя Геборик. Смертные посвящают всю жизнь, чтобы установить контакт с избранным богом, и чем им платят за такую преданность? Малым, иногда вообще ничем. Легкое касание кого-то или чего-то, явно превосходящего вас в силе — этого достаточно?