Группа двигалась молча и без остановок. Только тихий лязг и хруст доспехов, топот сапог, все более тяжелое дыхание. Мутная луна показалась, бросив болезненный свет на город, на бухту, явив Старый Дозорный остров на краю гавани, серебристые тростники острова Грязи, а на юге, напротив устья Краснопещерной реки, остров Змеи с руинами давно брошенного храма Д'рек. Чистые воды по эту сторону острова Грязи были заполнены транспортными кораблями, а эскорт Нока стоял между флотом и четырьмя дромонами Императрицы Лейсин (пришвартованными у Имперских Доков, напротив самого Замка).

Мир вдруг показался взору Калама маленьким, плоским — набором изящных детских игрушек. Если бы не масса факелов, сходящихся к Центральной набережной, не мечущиеся по улицам и переулкам фигурки людей, не отдаленные вопли захваченного судорогами города — картина показалась бы ему вполне живописной.

Не видит ли он предсмертные конвульсии Малазанской Империи? На том острове, где родилась она, будет объявлено о ее падении; эта ночь узрит водоворот хаотического, бессмысленного насилия. "Адъюнкт сокрушила мятеж Семи Городов. Возвращение должно было стать триумфом. Лейсин, что ты творишь? Дикий зверь сорвался с твоего поводка?"

Он знал, как тонка вуаль цивилизованности. Как легко ее сбросить… а подстрекать к этому еще легче. В мире достаточно негодяев — негодяй может носить и одеяния аристократа, и рясу жреца, и мантию ученого — и все они жаждут хаоса и открывающихся в нем возможностей. Возможностей безумного произвола, высвобождения ненависти, убийства и насилия. Им подойдет любое оправдание. Да никаких оправданий и не нужно!

Адъюнкт неутомимо шагала вперед, словно взбираясь на строительные леса. Похоже, она смирилась с приговором судьбы. Правильно ли он понимает ее? Калам сомневался.

Но близится момент — он страшно близок — когда ассасину придется решиться.

Он надеялся. Он молился. Молился, чтобы в этот момент выбор стал очевидным и даже неизбежным. Однако в душе затаилось подозрение, что выбор окажется более суровым, чем он смеет воображать.

"Я выберу жизнь — или смерть?"

Он посмотрел направо, на четыре корабля внизу.

"Она привезла кучу народа, не так ли?"

На середине пути до "Вороньего Холма" Бутыл встал у некоей двери; сердце его стучало, пот тек по лицу. По всем улицам текла магия. Мокра. Исказить рассудки доверчивых и беззаботных, наполнить черепа жаждой насилия. Те немногие, что шли против потока, становились долгожданными жертвами. Ему самому пришлось сделать изрядный крюк на пути к заветной двери, пробираться узкими, кривыми переулками, выходить на северный берег реки, брести по лодыжки в грязи среди туч кусачих насекомых. Но наконец путь окончен.

Он вытащил нож и, страшась поднимать шум, поскреб по створке дверей. Улица позади была сейчас пустой, но он слышал отзвуки поднявшегося бунта: треск дерева, визг умирающей лошади… повсюду лаяли собаки, как будто в них пробудились древние воспоминания.

Он поскреб еще. Дверь внезапно распахнулась. На него бесстрастно уставилась высокая седовласая женщина.

— Агайла, — сказал Бутыл. — Мой дядя женат на сестре мужа вашей тети. Мы близкая родня!

Женщина шагнула назад: — Заходи. Или ты так глуп, что хочешь быть порванным на куски?

— Я Бутыл, — продолжил он, следуя за ней в аптечную лавку, пропитанную ароматами трав. — Это не настоящее имя, но…

— Ох, да ладно тебе. Какие грязные сапоги. Откуда ты пришел, почему решил посетить Малаз именно в эту самую ночь? Чайку?

Бутыл заморгал и кивнул. — Я из Четырнадцатой Армии, Агайла…

— Ну, разве это не глупо?

— Простите?

— Дорогой малыш, нужно было прятаться на кораблях, как другие.

— Я не мог. То есть меня послала Адъюнкт…

Женщина обернулась: — Ко мне? И зачем бы?

— Нет, не так. Найти вас — моя идея. Я разыскиваю кое-кого. Это важно — мне нужна помощь.

Она опять стояла спиной, разливая травяной настой в две чашки. — Бери чаёк, Бутыл.

Едва он сделал шаг, Агайла развернулась, схватила его за края плаща и вытрясла куклу. Быстро осмотрела ее, скривилась и подняла фигурку к лицу Бутыла: — А это что такое? Ты хоть понимаешь, с чем играешься, малыш?

— Малыш? Погодите…

— Этого человека нужно найти?

— Ну… да…

— Ты мне не оставляешь шансов, так?

— Извините?

Она снова запихнула куклу ему в карман и в очередной раз отвернулась. — Пей чай. Потом потолкуем.

— Вы поможете мне?

— Спасти мир? Разумеется, да.

"Спасти мир? Адъюнкт, об этом вы умолчали".

Корик размял плечи, чтобы приспособиться к тяжести плотной кольчуги. Длинный меч и щит лежали на камне, в руках он держал арбалет. В трех шагах слева встала Улыба с жульком в руке; белые зубы матово поблескивали в тусклом свете луны. Справа был Каракатица, склонившийся над набором сложенных на дождевик припасов, среди которых виднелась и долбашка.

— Постой, Карак, — сказал Корик, заметив большую гренаду. — Отправь-ка долбашку назад. Или ты решил взорвать всех нас, не упоминая о "Силанде" и "Пенном Волке"?

Сапер скосил на него глаза: — Если она захватит сотню гадов, я буду счастлив. Не обращай внимания — она на крайний случай. Ты уж верно будешь к тому времени на земле.

— Может, еще живым…

— Приятель, постарайся умереть вовремя. То, что захочет с тобой сделать толпа, тебе не понравится…

Скрививший губы Корик снова поглядел на надвигавшуюся толпу. В двадцати шагах, кипит, изрыгает угрозы и злобные выкрики. Много серьезного оружия. Городская Стража исчезла; казалось, единственное, что удерживает дураков на месте — строй плотно сомкнувших щиты солдат. Тарр, Корабб, Уру Хела, Поденка, Курнос и Острячка. Через промежуток иногда летели камни и обломки кирпичей, и тогда щиты почти лениво поднимались, отражая их.

На краях толпы кто-то готовил горящие стрелы.

"Они решили сначала поджечь корабли. Это нехорошо". Он не думал, что "Силанда" загорится, ведь Геслер кое о чем ему рассказал. Но "Пенный Волк" — иное дело. Он оглянулся на капрала Мертвяка, вставшего на сходнях. К тому присоединился кулак Кенеб.

— Сержант Бальзам.

— Слушаю, Кулак.

Кенеб огляделся. — Где Геслер и Скрипач?

— На разведке, сэр.

— На разведке. Так вы за них?

— Стрелы, сэр…

— Дестриант Ран'Турвиан уверяет, что стоящие на якоре суда будут в безопасности. Транспорты — другое дело. Мы передали на ближайшие, чтобы они выходили за пределы выстрела. Это значит, сержант, что вы и ваши солдаты остались сами по себе. Единственная помощь — баллиста "Пенного Волка".

— Понятно, сэр. — Бальзам глядел как-то неуверенно. — Когда начнется осада?

— Простите?

Мертвяк кашлянул и сказал: — Не обращайте внимания, сэр. Как только начнется, он будет в порядке. Кулак, вы сказали, стрелы не подожгут корабли. Когда они это поймут, начнут стрелять в нас.

Кенеб кивнул и поглядел на Каракатицу: — Сапер, приказываю уничтожить стрелков на флангах. Не ждите, пока они ударят. Жульками, если долетят.

Каракатица распрямил спину. — Легко, сэр. Гвалт, Лоб, подойдите и возьмите по паре жульков — не долбашку, Гвалт! Идиот! Вон те маленькие круглые. Два, черт тебя, не больше. Нужно будет еще — вернетесь…

— Может хоть три….

— Нет! Подумай, Лоб. Сколько у тебя рук? Куда ты денешь третий — за щеку? Два, и не уроните — иначе взлетит вся пристань и мы с ней. — Он повернул голову. — Кулак, ударить прямо сейчас?

— Думаю, да. При удаче остальные разбегутся.

Полетели горящие стрелы, отыскивая паруса "Пенного Волка". Однако пылающие дуги исчезали, не достигнув цели.

— Хитро! — крякнул Корик. — Карак, давай действуй. Следующий залп пойдет в нашу сторону. Спорить готов.

Карак пошел направо, Лоб с Гвалтом налево; все трое подняли глиняные гренады. Прозвучал приказ.