Он встал, рыгнул и погладил брюшко.

— Весьма приемлемый перекус, хотя Крюпп советует сказать повару — фиги просто-таки мумифицировались — верно, они из личных запасов Джагута, э?

В этом болоте словоблудия таился весомый смысл, подумал Паран позднее. Он порядком напугал его и подвигнул на новое изучение Колоды Драконов. Хаос выражался в ней сильней, чем когда-либо ранее. В сердцевине мерцало подобие пути выхода — может быть, просто воображение, иллюзия? — но ему нужно попытаться. Сама мысль о такой попытке ужасала.

Он не годится для такого. Он спотыкается, он слеп к запутанному схождению сил, ему стоит усилий поддерживать даже иллюзию контроля.

Встреча с Апсалар стала нежданным подарком. Уже не девочка — но, похоже, так же опасна, как тогда. В ней открылось что-то вроде человечности, иногда проблескивающей во взоре. Он гадал, через что же довелось ей пройти после того, как Котиллион оставил ее под Даруджистаном — что случилось такого, о чем она ему не рассказала… он гадал, удастся ли ей пройти путь до конца, до нового рождения.

Капитан встал в стременах, чтобы размять ноги, и оглядел юг, отыскивая многозначительное сияние, способное открыть ему цель странствия. Но там всего лишь полуденное марево, лысые холмы, торчащие над равниной словно оладьи на сковородке. Семиградье — земля горячая, выжженная; он подумал, что она не особенно привлекательна даже без чумы.

Один из холмов вдруг исчез в туче пыли и кусков мусора. По земле прокатился мощный грохот, лошади заплясали. Он начал успокаивать животных — в особенности своего мерина, решившего возобновить усилия по собственному освобождению, начав скакать и брыкаться. Но тут он почуял, что из разваленного кургана вылезло кое-что еще.

"Омтозе Феллак!"

Кое-как усмирив коня, Паран послал его медленным галопом к разрушенному холму.

По приближении он смог расслышать из глубины могильника — а это явно был могильник — скрежещущие звуки. Затем из провала вылетело сухое тело, с треском покатившись по осыпи. Когда труп остановился, одна рука резко поднялась — и тут же упала. За телом вылетел череп в шлеме, покатился по праху, взмахивая прядями слипшихся волос.

Паран натянул удила и стал следить за высокой, тощей фигурой, выбравшейся из кургана и осторожно выпрямившей спину. Серо — зеленая кожа в пыльной паутине, кожаные ремни с серебряными пряжками, кольчужный пояс, с которого свешиваются кинжалы в медных ножнах — все металлы заржавели или покрылись патиной. Ткань одежды давно сгнила.

Это была женщина из Джагутов. Черные ее волосы свисали до пояса длинной косой. Клыки покрыты серебряными, давно почерневшими колпачками. Она медленно оглядывала окрестности, затем заметила Парана — и уставилась на него. Из-под тяжелых надбровий сверкали глаза с вертикальными зрачками. Джагута нахмурилась. — Что ты за порода?

— Очень породистая и покладистая, — попытался улыбнуться Паран. Она заговорила на джагутском… и он как-то понял. Один из многих даров, причитающихся Владыке? Или результат близости к вечно бормочущему Раэсту? Как бы то ни было, Паран сам себе удивился.

Она нахмурилась еще сильнее: — Ты говоришь по-нашему, словно Имасс… но кто из Имассов потрудился бы учить язык? Или как Джагут, у которого язык вырвали.

Паран глянул на валявшийся неподалеку труп: — Имассы вроде этого?

Женщина поджала тонкие губы (капитану это показалось улыбкой): — Он оставался на страже. И потерял бдительность. Немертвым свойственны скука и беззаботность.

— Т'лан Имассам.

— Если другие рядом, они придут за мной. Мало времени.

— Т'лан Имассы? Нет, Джагута. Поблизости их нет.

— Ты уверен?

— Да. На достаточном основании. Ты освободилась… почему?

— Свобода нуждается в оправдании? — Она стряхнула пыль и паутину с истощенного тела и поглядела на запад. — Один из моих ритуалов расшатан. Нужно восстановление.

Паран подумал над этими словами. — Ритуал связывания? Кто-то или что-то заточено в тюрьму и ищет свободы, как и ты?

Сравнение ей не понравилось: — В отличие от них, я не желаю завоевать мир.

"Ох". — Я Ганоэс Паран.

— Ганат. Ты выглядишь жалко, как недокормленный Имасс. Будешь мне мешать?

Он покачал головой: — Ганат, я просто проходил мимо. Желаю удачи…

Она резко повернулась и вгляделась в восточный горизонт.

— Что там? Т'лан Имассы?

— Не уверена. Может быть… ничего. Скажи, на юге море?

— А оно там было, когда ты сидела в… могиле?

— Да.

Паран улыбнулся: — Ганат, на юге действительно море, и к нему я направляюсь.

— Тогда я с тобой. Зачем ты туда едешь?

— Поговорить кое с кем. А ты? Я думал, ты спешишь восстановить ритуал?

— Да. Но есть потребность еще более неотложная.

— И это…

— Потребность в купании.

Слишком обожравшиеся для полета стервятники с криками поскакали по сторонам, забили уродливыми крыльями, открывая взору остатки пиршества на человечьих трупах. Апсалар пошла медленнее, не уверенная, что ей хочется продолжать движение по главной улице; но ведь карканье и клекот сытых птиц звучали и с других улиц, заставляя подумать, что ничего иного здесь не обнаружишь.

Жители деревни умерли в страданиях — чума немилосердна, она делает путь к вратам Худа долгим и извилистым. Раздутые железы медленно сдавливают горло, делая невозможным вначале глотание твердой пищи, а затем само дыхание превращая в хрип агонии. В кишках и желудке скапливаются газы. Вскоре, не находя выхода, они взрывают стенку желудка и позволяют кислоте переварить внутренности. А до этого — лихорадка столь сильная, что вскипают мозги, почти сводя человека с ума — из этого состояния нет спасения, даже если сама болезнь прекращается. Из глаз течет слизь, из ушей кровь, суставы заполняются жидкостью — вот она, Госпожа Чума, во всем своем мерзком великолепии.

Сопровождавшие Апсалар скелеты — рептилии давно разбежались по сторонам, занявшись распугиванием стервятников и глотанием мух. Мух тут были целые рои. Сейчас они мчались к ней, беззаботно прыгая по вздувшимся телам.

— Неапсалар! Ты слишком медлительна!

— Нет, Телораст, — крикнула Кодл, — недостаточно медлительна!

— Да, недостаточно медлительна! Нам тут нравится — мы хотим поиграть!

Апсалар пошла вниз по улице, ведя лошадку в поводу. На площадь — вероятно, в последней жалкой попытке сбежать — сползлись дюжины жителей деревни. Они умерли, царапая и кусая друг дружку. — Можете оставаться здесь сколько пожелаете, — сказала она двум тварям.

— Не можем, — отвечала Телораст. — Мы же твоя охрана. Твои бессонные, вечно бдительные часовые. Мы станем за тебя, какой бы больной и гнилой ты не была.

— А потом выковыряем глаза!

— Кодл! Не говори так!

— Ну, подождем, пока она не уснет. От жара.

— Точно. Тогда она сама нас попросит.

— Знаю, но мы миновали две деревни, а она не заболела. Не понимаю. Все смертные умерли или умирают. Что сделало ее такой особенной?

— Она избрана узурпаторами Тени — вот почему мы идем за ней, словно собачки. Придется ждать, пока не выпадет случай выковырять глаза.

Апсалар перешагнула кучу трупов. Дальше сразу показался край деревни, и там стояли дочерна сожженные здания. На ближайшем холме под одинокой гилдингой расположилось захваченное воронами кладбище. Черные птицы сидели на ветвях в сердитом молчании. Несколько второпях сложенных погребальных платформ указывали, что жители пытались соблюсти церемонии. Разумеется, надолго их усилий не хватило. Из тени дерева за Апсалар следили белые козлы. В сопровождении Телораст и Кодл она пошла по дороге.

Что-то произошло далеко на северо-западе. Нет, она может сказать точнее. В И'Гатане. Была битва… и свершено ужасное преступление. Жажда И'Гатана к малазанской крови вошла в легенды; Апсалар боялась, что город еще раз дополна хлебнул ее.

Во всех странах имеются места, видящие битву за битвой — бесконечное шествие жестокостей. Зачастую такие места совсем плохо защищены и имеют малое стратегическое значение; но как будто сами камни и почва смеются над потугами завоевателей достаточно глупых, чтобы предъявить на них претензии! Это были мысли Котиллиона. Он не боялся видеть тщетность человеческих усилий и удовольствие, с которым мир срывает "грандиозные" планы человека.