И вот он расслышал звуки, все ближе… откуда-то. Он слышал их уже не в первый раз. Теперь слышал и отдаленные крики. Может, это реальность. Демоны паники захватили солдат, одного за другим. — Сержант, тебя звать Смычок или Скрипач?
— Смычок для обмана, Скрипач — когда я говорю правду.
— Ага, это свойство малазан? Странно…
— Нет, это мое личное свойство.
— И как мне тебя звать?
— Скрипач.
— Ладно. "Лестный дар". — Скрипач, я тут подумал… Вот я в ловушке. Но лишь теперь я сбежал из тюрьмы. Забавно, не так ли?
— Чертовски весело, Корабб Бхилан Зену'алас. Что там за звуки?
— Ты тоже слышал? — Корабб затаил дыхание. Все ближе…
И что-то коснулось лба.
Корабб с воем рванулся в сторону.
— Стой! Проклятие, стой!
Скрипач крикнул: — Геслер, ты?
— Да. Успокой своего дружка, ладно?
Корабб замер, хотя сердце стучало все сильнее. — Мы потерялись, малазанин. Прости…
— Тише! Слушай сюда. Вы всего в семидесяти шагах от выхода наружу — мы все уже там, понял? Бутыл вывел нас. Его крыса вывела. Вас блокировал обвал — я прорылся…
— Ты заполз назад? — спросил Скрипач. — Геслер…
— Верь мне, это была самая трудная штука в жизни. Не знаю — или знаю — через что прошел Правд, побежав во дворец. Возьми меня Бездна! Я весь трясусь.
— Веди же нас, — сказал Корабб, хватаясь за упряжь со Скрипачом.
Геслер попытался пролезть мимо него: — Я сам смогу…
— Нет. Я тащил его досюда.
— Скрип?
— Ради милостей Худа! Геслер, я никогда не был в лучших руках.
Глава 8
Сарканос, Ивиндонос и Ганат стояли и смотрели на груды тел, на куски плоти и обломки костей. Поле боя знает лишь потерянные мечты, знает лишь пугливых духов, прижавшихся к почве. Духи помнят только место, где расстались с жизнью. Мрачная тишина повисает в воздухе, когда смолкает лязг оружия и рассеиваются вопли умирающих.
Они не бились здесь, но все же появились здесь. Никому не ведомы мысли Джагутов и их замыслы, но кто-то услышал их беседу.
— Все сказано, — произнесла Ганат. — Гнусная сказка окончена, никого не осталось, чтобы поднять знамя и объявить себя победителем.
— Это темная равнина, — ответил Ивиндонос. — У меня хорошая память, но никогда не видел я такого горя.
— Память твоя недостаточно хороша, — сказал Сарканос.
— Смелое обвинение, — оскалил в гневе клыки Ивиндонос. — Скажи, к чему я остался слеп. Скажи, где было большее горе, чем увиденное нами сейчас.
И Сарканос отвечал: — Впереди лежат равнины еще более темные.
Бывают времена, размышлял капитан Ганоэс Паран, когда человек не должен верить ни во что. Ни один избранный путь не изменит будущее, и будущее это остается неведомым даже богам. Он ощущал подводные течения и ждущее впереди потрясение, он лишился сна и отдыха, но все сильнее подозревал, что все его попытки придать будущему форму — лишь самообман.
Он гнал лошадей, избегая деревень и поселков, по которым разбросала ядовитые семена Госпожа Чума, вбиравшая в себя зараженную кровь и раздававшая взамен десять тысяч смертей. Он сознавал, что вскоре счет пойдет на сотни тысяч. Несмотря на все его усилия, вонь смерти была неистребима, она прилетала то с одной стороны, то с другой, непонятно откуда, неважно, сколь большое расстояние лежало между ним и населенными местностями.
Чего бы ни желала Полиэль, ее замыслы были обширны. Паран страшился, что так и не понимает ведущейся здесь игры.
Там, в Даруджистане, в безопасности Дома Финнест, известная как Семь Городов страна казалась такой далекой от центра событий — от тех мест, которые он посчитал центром грядущих событий. Их загадка была среди причин, пославших его в путь — он искал способа понять, как случившееся здесь встроено в более широкую схему. Если такая схема вообще существует.
Он также полагал, что война богов породит мальстрим хаоса. Ему говорили, что и раньше являлись Владыки Колоды Драконов. Ему говорили, что в нем есть необходимость. Паран начал подозревать, что он появился слишком поздно. Сеть стала слишком большой и запутанной, чтобы ум одного человека смог изучить ее.
"Разве что ум Крюппа, знаменитого Угря из Даруджистана… боги, хотел бы я, чтобы он оказался на моем месте. Почему не он стал Владыкой Фатида?" А может, его непобедимый апломб — всего лишь хвастовство, и под этой маской Крюпп дрожит от ужаса?
"Воображаю, что подумал Раэст…" Паран улыбнулся. Одним ясным утром толстяк — коротышка постучал в двери Финнеста, побледнев, а потом просияв при виде неупокоенного Джагутского Тирана, вставшего на пороге и устремившего на него взор глазных провалов. Размахивая пухлыми ручками и что-то бормоча о важнейшей встрече, Крюпп сумел проскользнуть мимо стража Азата, ввалился в прихожую и со вздохом полнейшего удовлетворения плюхнулся в кресло у камина.
Нежданный гость к завтраку: кажется, даже Раэст ничего не мог с этим поделать. Или не хотел. Джагут ведь обыкновенно отмалчивается.
Так Паран обнаружил себя сидящим напротив всем известного человека, Супротивника Каладана Бруда (этот жирный типчик в выцветшем плаще действительно встал на пути самых могучих Властителей Генабакиса) и наблюдающим, как он ест. Ест и ест. В то же самое время умудряясь болтать.
— Круп знает печальную дилемму о, воистину печального и озадаченного Владыки. Дважды печального? Нет, трижды печального! Четырежды печального — ах, как повторение слова умножает его роковую значительность! Прекратите, Государь Крюпп, или мы ударимся в бесконечный плач! — Поднялся грязный палец. — Ага, Владыка удивляется, не правда ли, откуда ничтожному Крюппу всё это известно? Что именно, спросил бы он также, выпади случай — но Крюпп перейдет случаю дорогу, дав своевременный ответ. Конечно, если у Крюппа имеется таковой. Но смотрите! У него такового нет. Разве это не самое чудесное изо всего?!
— Ради милостей Худа… — начал было Паран.
— Воистину! Воистину ради милостей Худа, о, вы столь умны и достойны титула Владыки Фатида, а также звания "Лучший Друг Крюппа!" Худ — Капюшон в самом центре событий, о да, вот почему вы должны поспешить на Семиградье.
Паран ошалело взирал на гостя, гадая, какой именно пункт рассуждений пропустил.
— Что?
— Боги, о дорогой, драгоценный друг Крюппа. Они же воюют, не так ли? Ужасная штука — война. Ужасные штучки и сами боги. Объединение этих двух ужасов наиболее ужасательно!
— Ужаса… как? А, не обращайте внимания…
— Крюпп никогда не обращает.
— Почему Семиградье?
— Даже боги отбрасывают тени, Владыка Колоды Драконов. Но что отбрасывают тени?
— Не знаю. Богов?
Лицо Крюппа исказила болезненная гримаса. — О, увы мне, ответ непонимающего. Вера Крюппа в сомнительного друга дает трещину. Нет, уже дала. Не трещину, а большой разлом. Нет, не богов. Как можно отбрасывать богов? Не отвечайте — риторические вопрошания требуют лишь молчаливого согласия. О чем это Крюпп? А! На Семиградье творятся самые ужасные преступления. Яйца отложены, планы начерчены. Готов взорваться один особо крупный заряд, взорвется по вашем прибытии — что означает ясно как день: чего вы ждете?!! Фактически, глупый вы человек, вы уже опоздали или опоздаете, в самом зловещем смысле этого слова. Так что вам нужно плыть, пусть и слишком уже поздно — советую отправляться поутру, используя садки и прочие пути не всем доступного ускорения, дабы подстегнуть ваш безнадежный квест. Не вовремя, но в нужное время и должное время все же вы прибудете, и придется вам войти в особую тень — между, если будет позволено Крюппу вслух произнести столь жуткие слова — жизнью и смертью. Что за вялая и размытая метафора явлений, безмерно ее превосходящих в своей равнодушной реальности. Вы уже утомили уши Крюппа, растянули пояс на его обширных брюках и всеми иными способами ослабили его великий интеллект.